КуклаВнимание у меня плохо с согласованиями, с русским языком в целом, и с головой в частности...
Ах да, трогать нельзя! Я злая собака!!
Кукла.
Кукла Ира сидела на подоконнике и наблюдала за так уже приевшимся хороводом осенних листьев.
«Золотая пора», - Ирочка меланхолично размышляла, какая по счёту эта осень в её жизни. Итог выходил неутешительный – двадцать пятая. Да уж, как быстро летит время, а ведь ещё совсем недавно, она красовалась на полке скромного советского магазина «Детский мир» и как завороженная ждала ту единственную, которая возьмёт её к себе в дом. И уж там, Иру будут любить и беречь, шить новые платья и хвастаться перед подружками. Сказка, а не жизнь.
Сказка и была – целых три месяца, а потом появилась Люська. А если точно, то немецкая кукла Люси, но шестилетней хозяйке - Лидочке проще было звать немку Люсей, всё-таки советское воспитание. Да и Лидочкина мама, Степанида Петровна, тоже предпочитала русский вариант, так бедная Люси превратилась в простую Люську.
Вот с тех самых пор Ирочки только и оставалось, что валяться в старой картонной коробке. Конечно, и Люськино счастье было недолговечным, ей на смену приходили всё новые и новые игрушки: куклы, зайцы, мишки. А потом в дом принесли щенка, самого что ни на есть маленького мохнатого живого щеночка. Вот тут Ирочка ликовала, ибо все её соперники теперь боролись не за внимание хозяйки, а за лишнее место в коробке, так как новый слюнявый друг имел дурацкую привычку грызть всё, что попадалось ему на пути. Ирочка благодарила всех богов за то, что она сама лежала на самом дне, и вряд ли о ней даже вспомнят.
Если спросить у Ирочки сколько времени она пролежала в своём убежище, она назовет точный срок вплоть до секунды. Однажды, двадцать девятого декабря в три часа по полудню у Ирочки произошло буквально таки второе рождение, Степанида Петровна вытащила её, тщательно помыла, а спустя два часа одела её в новое голубое платье. Теперь Ирина стояла на книжной полке между Гоголем и хрустальной вазой, а Лидочка давно превратившаяся в красавицу водила домой подружек, с которыми обсуждала одноклассников и наряды. Так заканчивался десятый год жизни голубоглазой куклы.
Как ни странно Ирочка и дальше продолжала украшать девичью комнату, чинно улыбаясь при хозяйке и слушая пошлые анекдоты от соседа-волка Кузи, когда никого не было дома. А потом Лидочка поступила в университет, и они, всё с тем же Кузей отмечали поступление коньяком, оставшийся после Лидкиных друзей.
Что может удивить того, кто повидал на этом свете достаточно много, чтобы самому травить байки? Ничего? Ирочка так же думала и про свою скромную персону, пока в их дом не начал приходить довольно симпатичный молодой человек. Молодого человека, кстати говоря, звали Юрий. Лида и Юра смотрели друг на друга томными глазами, всё время обнимались, ну и конечно же, как все влюблённые упоенно целовались. А в один светлый день, задёрнув шторы и расстелив пастель, Лидочка разделась, и они с Юрием начали вытворять такое, что язык не поворачивается произнести. Как же Лидочка стонала в тот раз, да что уж скрывать и в последующие разы тоже. Как кряхтел Юрий и наваливался на хозяйку. Ирочка молчала уже о том, как нелепо выглядел Юра без одежды! Такого она ещё не видела, неужели и у интеллигентного Лидочкиного папы между ног тоже такое вот… убожество? А у Кузи?..
А потом была свадьба. Честно говоря, Ирина надеялась, что именно она будет украшать свадебный картеж, но в лучших традициях дорогу перебежала злополучная Люська, которая гордилась потом целый месяц, и рассказывала, как славно они прокатились по городу. Ирочку точила обида. С тех пор она откровенно ненавидела Степаниду Петровну и гнилую предательницу Лидию.
Годы шли, кукла покрывалась иногда смахивающейся пылью и злостью на весь мир. И вот в дом привалило буквально таки новое чудо – Машенька. Лида очень гордилась дочерью, а Степанида Петровна, будучи женщиной с широкой душой, приспокойненько подарила Ирину внучке. Та драла кукле волосы, куда-то подевала её голубое платье и периодически ковырялась в Иркиных глазах. Ну как тут можно радоваться жизни? Ира проклинала своё существование и фабрику её, Иру, выпустившую. Ночами она не спала, как-то грустно было, не хотелось. Она всё время думала, есть ли ещё на свете такие же вот несчастные куклы? А как живётся тем, кого любят и лелеют? Как это слышать хотя бы редко сакраментальную фразу «я люблю тебя»? А чувствовать заботу? Неужели всё это существует в реальности? Все эти чувства?
Когда Машка немного подросла, жить стало легче. Маша играла исключительно с Барби. Барби – это миниатюрные красотки с шикарной грудью, а ведь Ирочка когда-то жаловалась на Льську. Да по сравнению с этими моделями Люся была деревенской бабенцией, и вполне оправдывала своё русское имечко. Что уж говорить о самой Ирочке? Да ей и рядом нельзя было вставать с красотками, чтобы лишний раз не позориться. А ещё Барби жили не в коробках, а в собственных домиках. И каждая из Барби имела своего «Юрку» - а в народе высокого красавца Кена. Вытворяли они примерно тоже, что и Лидочка с Юрием, отчего становилось завистливо и обидно одновременно.
И вот, с недавних пор, Ирина сидела на подоконнике, грустно наблюдая за жизнью улиц. Она ненавидела хозяев, детей, собак, красавиц, свою жизнь и себя. Бесцельные дни сменяли один другой. Осень, зима, лето, весна – бесконечный калейдоскоп жизни. Она скучала по старенькому Кузе и своей уютной картонной коробке. Иногда она размышляла, а не сделать ли ей шаг из окна, но представляя, как её хрупкое пластмассовое тельце разобьётся на мелкие кусочки, она трясла головой, отгоняя страшное видение. Теперь она была старой, печально и некому не нужной куклой, наблюдающей за так уже приевшимся хороводом осенних листьев.